Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Я"

1. Из Саади. На кусок янтаря

Входимость: 2. Размер: 1кб.

Часть текста: Из Саади. На кусок янтаря Из Саади. На кусок янтаря Червь ядовитый скрывался в земле, Черные думы таились во мгле. Червь, изгибаяся, землю сквернил; Грех ненавистный мне душу тягчил. Червь ядовитый облит янтарем, Весело взоры почиют на нем. К нему подъемлю я очи с мольбой, Грех обливаю горячей слезой. В сердце взгляну я: там божья печать, Грех мой покрыла творца благодать. [1830]

2. Семирамида. Кушитство и Иракизм

Входимость: 1. Размер: 86кб.

Часть текста: в которых они дошли до нас, мы находим, что главный их характер определяется не числом богов и не обрядами богослужения и даже не категориями ума (знающего), но категориями воли. Свобода и необходимость составляют то тайное начало, около которого в разных образах сосредоточиваются все мысли человека [156] . В языке религии, переносящей в невидимое небо законы, которыми управляется видимый мир земли и его видимый владыка—человек, свобода выражается творением, а необходимость — рождением. Едва ли можно было найти какие‑нибудь символы более верные для олицетворения этих отвлеченных идей. Рождение представляет самому грубому уму неотъемлемую присущность необходимости, неволи, точно так же как акт творения представляет самое живое и ясное свидетельство духовной свободы или, лучше сказать, воли (ибо свобода — понятие отрицательное, а воля положительное). Признак наружный, и до сих пор не обращавший на себя внимания ученых, будет служить явной приметой первоначального смысла в учениях, искаженных позднейшими прививками и опутанных бессмысленною сетью поэтических сказок и религиозных легенд. Довольно этих немногих слов, чтобы понять всю нелепость мнения, выводящего еврейское служение всесотворшему Богу, т. е. великой идее духа свободного, из служения египетского всеродящей Изиде, т. е. идее самосозидающегося вещества. Нельзя обвинять людей ученых и посвятивших себя неблагодарному труду над мертвыми остатками древности в ошибках произвольных; но дурные привычки ума, ложные системы и сухая кропотливость, приобретенная в книжном учении Запада, до того затемняют все понятия, что беспристрастный судия мог бы произнести строгий приговор в явной недобросовестности, тогда как...

3. О старом и новом

Входимость: 1. Размер: 37кб.

Часть текста: Но на копии (которая находится у меня) с присяги русских дворян первому из Романовых, вместо подписки князя Троекурова, двух дворян Ртищевых и многих других, менее известных, находится крест с отметкою: по неумению грамоте. - Порядок! Но еще в памяти многих, мне известных, стариков сохранились бесконечные рассказы о криках ясачных; а ясачный крик был то же, что на Западе cri de guerre (клич к войне (фр.)), и беспрестанно в первопрестольном граде этот крик сзывал приверженцев, родственников и клиентов дворянских, которые при малейшей ссоре высыпали на улицу, готовые на драку и на сражение до смерти или до синяков. - Правда! Но князь Пожарский был отдан под суд за взятки; старые пословицы полны свидетельств против судей прежнего времени; указы Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича повторяют ту же песнь о взятках и о новых мерах для ограждения подсудимых от начальства; пытка была в употреблении всеобщем, и слабый никогда не мог побороть сильного. - Довольство! При малейшем неурожае люди умирали с голода тысячами, бежали в Польшу, кабалили себя татарам, продавали всю жизнь свою и будущих потомков крымцам или своим братьям русским, которые едва ли были лучше крымцев и татар. - Власть дружная с народом! Не только в отдаленных краях, но в Рязани, в Калуге и в самой Москве бунты народные и стрелецкие были происшествием довольно обыкновенным, и власть царская частехонько сокрушалась о препоны, противопоставленные ей какой-нибудь жалкою толпою стрельцов, или делала уступки какой-нибудь подлой дворянской крамоле. Несколько олигархов вертели делами и судьбою России и растягивали или обрезывали права сословий для ...

4. Мнение русских об иностранцах

Входимость: 1. Размер: 78кб.

Часть текста: Напечатано в Московском Сборнике 1846 года, издании В. А. Панова. Et tu quoque! И ты на меня нападаешь! И ты меня обвиняешь в несправедливости к Русским и в пристрастном суде над иностранцами. Ты говоришь, что время безусловного поклонения всему Западному миновалось, что мы осуждаем строго, иногда даже слишком строго, недостатки, ошибки и пороки наших Европейских братии, а что с своей стороны они часто говорят о нашей Руси с уважением и доброжелательством. Скажу тебе сперва несколько слов в ответ на вторую твою критику: твои цитаты из иностранных писателей не доказывают ровно ничего. Кому неизвестно, что иногда случается Французу, или Немцу, или Англичанину отозваться о России с каким-то милостивым снисхождением, несколько похожим на доброжелательство; но что ж из этого? Я мог бы тебе даже назвать Немецкого путешественника Блазиуса, который с редким умом и беспристрастием так оценил Россию, что большей части из нас, Русских, можно бы было у него поучиться; но что же это доказывает? Дело не в исключениях, - они не имеют никакой важности, - будь они в виде доброго слова, изредка вымолвленного каким-нибудь избранным умом, будь они в виде какой-нибудь остервенелой клеветы или нелепости, вырвавшейся у низкой души или низкой страсти иностранца. Пусть Немецкий проповедник сказал, что в дни освобождения Европы от Наполеона доблестные Германцы шли вперед, сокрушая полчища вражий, а что за ними вслед ползли (krochen) 200 000 Русских, которые более мешали, чем помогали...

5. Дмитрий Самозванец. Действие четвертое

Входимость: 1. Размер: 114кб.

Часть текста:             Басманов             Ну, что скажешь, князь потешный? Не слыхал ли      чего? Не заметил ли? У тебя глаза остры, да и уши      чутки: про Шуйского ты первый проведал. Не знаешь ли      теперь чего?             Шут             Нет, брат Петр, от немецких вин в глазах темно, от      польской музыки в ушах залегло. Ничего не знаю.             (Басманов уходит.)             Вот я умная голова, уж раз дураков выручил; а поляк      поди, никто не заступился. - Вылечи спину, да и      только! - Вылечу, вылечу! - А теперь опять: не знаешь ли      чего князь потешный? Да и знаю, а не скажу; да и мог      бы открыть, ан промолчу. Мог бызатушить порох, ан      сам подожгу.             (Входят князь...