Почти все французские сочинения Хомякова публиковались при жизни. Собрать их воедино вместе планировал Ю. Ф. Самарин в составе тома богословских сочинений (см. его письмо к Н. П. Гилярову-Платонову от начала 1860-х гг. // Гиляров, 24),- но том увидел свет без французских оригиналов. Единое переиздание в 1872 г. предпринял Д. А. Хомяков в Швейцарии (Лозанне и Веве), выпустив сборник "Латинская Церковь и протестантизм с точки зрения восточной Церкви" (EL) под собственным именем А. С. Хомякова (см.: Gratieux 3, 131). Принятое название нельзя счесть удачным, т. к. сам Хомяков не мог бы, даже случайно обмолвившись, назвать латинство Церковью. ELостается наиболее доступным изданием оригиналов французских сочинений, которые с тех пор никогда не переиздавались полностью; оно использовалось и для сверки с оригиналом переводов в настоящем издании.
История появления в печати французских статей тесно связана с литературной полемикой, возникшей вокруг публицистики Ф. И. Тютчева. Эту полемику, касавшуюся общественно-политических последствий церковных разногласий, Хомяков попытался перевести в чисто богословскую плоскость. Однако в прижизненной реакции на его выступления нельзя отметить особого интереса к постановке богословских проблем; он придет позже. До сих пор не выявлены все публикации, относящиеся к полемике вокруг статей Тютчева и Хомякова. Наиболее полный обзор этой полемики дан Р. Лейном в статье "Публицистика Тютчева в оценке западноевропейской печати конца 1840-х - начала 1850-х годов" (Тютчев, 231-252; здесь учтены публикации до конца XIX в.). Кроме того, некоторые из богословских сочинений, с которыми спорит Хомяков, указаны в книге Э. Зуттнера (Suttner).
Э. Зуттнеру и, вслед за ним, о. О'Лири удалось показать, что французские брошюры знаменуют новый и более зрелый этап в развитии богословских идей Хомякова - по сравнению с 1840-ми гг., когда были написаны ЦО и некоторые части "Семирамиды". В 1850-е годы Хомяков отказывается от своего крайнего взгляда на значение земной жизни Христа как чего-то акцидентального, не стоящего в необходимой связи с Искуплением (см. в книге Э. Зуттнера сравнение ЦО со второй частью - богословской, а не чисто полемической - Бр. III: Suttner, 183-195). В 1840-е годы Хомяков мог написать: "Рождение в Иудее или Вифлееме, тридцатилетний срок жизни, смерть на кресте и т. д. являются бесспорно как случайность, но они не имеют никакого влияния ни на развитие учения, ни на жизнь Иисуса. Учение Его сомкнуто само в себе и не носит никакой печати, наложенной извне, Его жизнь есть только необходимая земная оболочка Его учения, без блеска и славы, без великолепной борьбы или великолепного торжества. Самая смерть Его на кресте, вдали от учеников, бежавших от страха, и между двух разбойников, представляет какой-то характер равнодушия исторического к добру и злу, она имеет высокое значение для судьбы народа-палача и не имеет никакого возвратного влияния на внутреннее значение христианства. Все это просто и как будто ежедневно" (ПСС, VI, 410).
Однако то, что в "Семирамиде" названо "случайностью" ("смерть на кресте"), в письме к Пальмеру объявляется орудием самого спасения (ср. об этом: O'Leary, 67; ср. там же, 64-70). В связи с ранней христологической позицией Хомякова упомянем полемику, начавшуюся после отмены духовной цензуры выходом кн.: Антоний (Храповицкий), архиеп. Догмат искупления. Сергиев Посад, 1917 (противоположную точку зрения см.: Серафим (Соболев), архиеп. Искажение православной истины в русской богословской мысли. София, 1943; глава против митр. Антония перепечатана в кн.: Святитель Серафим Соболев. Жизнеописание и сочинения. <М.: St. Herman of Alaska Brotherhood Press, 1992. C. 35-140). Восходящее к Хомякову заблуждение митр. Антония до сих пор разделяется частью иерархии Русской Зарубежной Церкви. Оно обличалось такими подвижниками, как святитель Феофан Полтавский (ум. 1943) и приснопамятный иером. Серафим (Роуз; ум. 1982), но их писания об этом только сейчас готовятся к печати.
"... французский читатель испытывает впечатление, исполненное очарования. Прежде всего, это восхитительная неожиданность: спрашиваешь себя, откуда иностранец, который едва лишь проездом повидал Францию, мог столь совершенно овладеть ее языком? Ибо французский язык Хомякова не просто правилен и даже изящен, в нем не только различаются наитончайшие оттенки смысла слов, но более того, предложения - всегда остающиеся легкими, несмотря на свою длину - развиваются с гармонией и плодовитостью, напоминающей лучших прозаиков великого столетия. И однако, сколь бы ни был французским язык Хомякова, чувствуется, что ни в какую эпоху так не писали по-французски во Франции. В XVII в. не было этого лексикона, а в XIX уже не было этого синтаксиса.<...> <Хомяков. - В. Л. > много читал наших лучших авторов, и именно им он обязан архаическим совершенством своего языка" (MorelG. LatheologiedeKhomiakov // RevuecatholiquedesEglises 1 (1904). P. 58; Ср. также: Gratieux 2, 131; Baron, 82-83).
Это обстоятельство ко многому обязывает русского переводчика. Составители настоящего издания не сочли возможным отказаться от старых переводов Н. П. Гилярова-Платонова, которые сами по себе стали частью русской культуры и, кроме того, редактировались Ю. Ф. Самариным и Д. А. Хомяковым. Тем не менее, составители не смогли ограничиться простой перепечаткой с исправлением редких опечаток или случайных ошибок, поскольку в переводе прослеживается тенденция и к сознательному изменению авторского текста.
Это касается и распространения переводчиком сжатых хомяковских фраз, и явного изменения смысла - то ли по непониманию или несогласию, то ли по цензурным соображениям. Изменения последнего типа касаются, чаще всего, ключевых для богословия Хомякова тезисов, что сказалось, по-видимому, на восприятии его учения в России. Старые редакции перевода в этих случаях сохранены в примечаниях. Для понимания тенденциозности правки важно знать различие во взглядах между Хомяковым и Гиляровым-Платоновым - о чем последний подробно говорит в своих письмах к И. Ф. Романову (Гиляров, 16-24); в частности: "С формулой Хомякова я согласен, когда дело идет о противопоставлении православия западным вероисповеданиям. Но я нахожу оценку исторического православия, сделанную Хомяковым, узкою и отчасти неверною.<...> Говорю это к тому, что исторического православия, как оно развилось в восточной Церкви, не признаю абсолютным, хотя и ценю его. Я беру выше и шире <...>. Я различаю православие историческое и православие inse <"в себе", "как таковое" (лат.). - В. Л.>; последнее охотно назову христианством просто <...>. Церковь есть идеальное общежитие, но ее нет < курсив автора. - В. Л. >. Не смотрите на меня удивленно. <... > Церковь (в идее, православие inse) не спорит с прогрессом, напротив, имеет в нем союзника, идущего с другой точки и другою дорогою и преоборяющего грех (порождение которого есть мир как таковой) тою же мирской силой <...>" (Гиляров, 16, 21).
Даже в ближайшем кругу единомышленников Хомяков встречал, таким образом, неверие в небесную реальность земной православной Церкви. Гиляров соглашается с ним почти во всем, кроме самого главного, во имя чего Хомяков и стал на защиту Церкви. Этот главный "антихомяковский" тезис Гилярова получит позднее классическое выражение у Вл. Соловьева (Соловьев В. С. Новая защита старого славянофильства (ответ Д. Ф. Самарину) // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М.,1989. Т. 1. С. 505; ср.: Скобцова Е. А. Хомяков. Париж, 1929. С. 60-61).
Перевод французских сочинений был Гиляровым почти закончен в 1861 г. (см. его письмо Самарину от 7 ноября 1861 г.: Гиляров, 24-25). Публикация началась в 1863 г. в ПО (Бр. I) и была остановлена в 1864 г. (Бр. II).
Синода (ЦГИА. Ф. 797. Оп. 34. Д. 324). Публикация первой брошюры прошла мимо внимания цензуры, скорее всего потому, что именно в 1864 г. Н. П. Гиляров-Платонов перестает быть членом Московского цензурного комитета. В отношении говорилось, что Хомяков "... при изложении учения о православной Церкви, увлекаясь филосовствованиями, выражался иногда неточно, а иногда и ошибочно <...>" (все замечания указаны в прим. к Бр. II. -В. Л.), а редакция "Православного обозрения" не присоединила к таким местам ни поправок, ни объяснений. Реагируя на это отношение, обер-прокурор Синода кн. Урусов 30 ноября 1864 г. просил ректора С. -Петербургской Духовной Академии архимандрита Иоанна сообщить свое мнение по замечаниям на статью Хомякова. Ответа архимандрита в деле Канцелярии нет; возможно, он был передан кн. Урусову лично.
в отношении от 15 ноября 1868 г. на причины, изложенные в записке члена комитета, рассматривавшего это сочинение, уведомляет обер-прокурора Св. Синода, что оно не одобрено к выпуску в России (ЦГИА. Ф. 797. Оп. 38. Отд. 1. Стол. 1. Д. 243. Л. 5-6). По представлению обер-прокурора дело слушалось в Синоде 12 февраля 1869 г.; по вынесенному определению, "... эта книга хотя и заслуживает одобрения по цели и направлению своему, но, к сожалению, представляет много выражений неопределенных и темных, могущих подать повод к неверным заключениям о мысли автора, будто бы не согласной с православным учением"; признано возможным выпустить книгу только после исправления указанных мест (там же. Л. 10). Формулировка Синода заметно мягче формулировки сотрудника цензурного комитета. Подлинник его записки сохранился, быть может, в недоступном нам хранилище ГИМ (Ф. 178. Ед. Хр. 21). Делопроизводство началось в комитете гражданской цензуры потому, что выпущенная за границей книга подлежала разрешению Комитета иностранной цензуры, председателем которой был весьма заинтересованный в издании Ф. И. Тютчев (см. его письма к Ю. Ф. Самарину от 24 ноября 1867 и 13 июля 1868 гг. и прим к ним: Тютчев, 426-429).