Должно бы заняться заручными[1], сделать их гораздо обязательнее, форму дать общеприходскую, в которой бы участвовали все сословия, а не одни помещики. В то же время представить вопрос в виде выгоды помещиков, так как беспрестанно происходят неприятности между причетниками[2] и помещиками, назло которым очень часто ставится весь причет. Впоследствии можно будет внести в закон представление кандидатов от прихожан с избранием епископом уже из представленных кандидатов[3], а покуда положить срок, далее которого причетник или священник не может быть без заручной, даже под предлогом испытания. Таким образом можно открыть путь избрания в самом духовенстве, который со временем можно будет продлить до избрания самих епископов, и до избрания временных членов Синода епископами и пресвитерами. Обозначить определительно границы главных расколов и разных христианских учений; на эти границы ставить священников из разных епархий, людей способных и надежных[4] и дешевыми брошюрами части церковной службы, в которых старый текст или тексты был бы противопоставлен новому, но «совершенно искренне», с текстом и верным переводом. Эти брошюры давать даром священникам в областях, где наисильнее раскол.
Если можно, предложить Синоду постояных агентов при патриархе цареградском и в других местах и иметь при Синоде постоянных агентов, совершенно безгласных, но облегчающих сношения по духовным делам, чином отнюдь не выше иерейского. Предлог, если нужно, — сборы[5]. Болгарский епископ. Нельзя ли по примеру того, что было сделано с несторианами, перезвать в общение с православными раскольничьих епископов, утверждая их в чине епископском, расширяя даже пределы их епископств[6] на общение и по принесении покорного сознания в прежнем неведении, утвердить их и снова отлучить еще строже их митрополита, объясняя искренне все причины его отлучения, без лжи, которая всегда обнаруживается. Этим бы путем можно бы уничтожить рогожский раскол.
Примечания
–церковной жизни и намечает некоторые практические пути реализации своей экуменической идеи, которая прослеживается уже в его работе «Церковь одна»; в частности, он указывает конкретные меры, способные преодолеть рогожский раскол и вернуть старообрядцев в лоно русской православной Церкви.
1) Заручные — «одобрительные свидетельства, требовавшиеся еще не так давно от прихожан для получения известным лицом церковной должности в приходах. При развитии крепостного права заручные, в помещичьих имениях, заменялись ходатайством самого помещика, не всегда, однако, принимавшемся во внимание, так как часто ставились священно- и церковнослужители «назло помещикам» (прим. П. И. Бартенева; ЯСС, II, 51S).
— псаломщик, дьячок, пономарь, т. е. низший служитель в православной Церхви, так называемый церковнослужитель, в обязанности которого входит чтение и пение на клиросе и церковное делопроизводство.
3) «Еще во времена апостольские упоминается о существовании списков кандидатов на церковные должности. Эти списки представлялись на усмотрение высшей иерархической власти и составлялись церковной общиной, о чем см.: пр. Сильвестр, Д. Бог. IV, с. 344. У него же обстоятельно изложены факты, доказывающие, что избрание народом кандидатов на священные степени было общеустановленным порядком в первые века христианства и что Церковь в этом следовала как примеру, данному самими апостолами при избрании первых дьяконов, так и наставлению ап. Павла (I Тим. 3,7), чтобы новопоставляемые имели доброе свидетельство от внешних; а если от внешних, пишет Св. Иоанн Златоуст, то тем более от братии. Этому порядку строго следовали, в силу древнецерковного о нем (священстве) учения и «касающейся его практики» (пр. Сильвестр, Д. Б., IV, с. 341) до начала IV века. Но избрание при участии народа, будучи только «относительно пригодным средством» к выбору достойных для иерархического служения лиц, имело, по мнению пр. Сильвестра, только условное, а не существенное значение; почему в дальнейшее время (начиная с IV века), вследствие обнаружения своей несостоятельности, оно стало значительно ограничиваться и даже отменяться (там же, 350 стр.).
Мнение о «несостоятельности», начиная с IV века, апостолами установленного порядка избрания членов клира разделяется не всеми учеными. А. С. Павлов в речи «об участии мирян в делах церковных» объясняет постепенное опущение этого порядка не одними арианскими смутами, а более общими причинами, сводящими его к тому, что «участие христианского общества в делах церковных тем обширнее и деятельнее, чем менее Церковь пользуется покровительством государства». «Крайний предел содействия (мирян духовным пастырям) положен там, где прекращается и человеческое действие самой иерархии, где она является непосредственным органом действования Божественной силы, т. е. в совершении таинств». Государственная опека над Церковью со времен Константина способствовала упадку церковной жизни в ней самой, а таковой способствовал умалению участия мирян в делах церковно–устроительных, сосредоточивая их в одном клире (Известия Каз. Универ. 1866 г. вып. 8)» (прим. П. И. Бартенева; Там же, 519).
«Собрание мнений» и т. д. митрополита Филарета, т. IV, с. 414: «В православные приходы, смежные с неправославными, с особенным вниманием определять должно таких священников, которые соединяли бы ревность с разумением истины и наипаче с назидательностью жизни, кротостью и бескорыстием. Дверь слова отверзается временно; добрая жизнь служителя слова проповедует истину денно и ношно» (прим. П. И. Бартенева; Там же, 520).
«С 1867 году возбужден был вопрос о назначении представителя Синода при Патриархе Константинопольском, для облегчения междуцерковных сношений. Почин этому вопросу положен был тогдашним об. — прокурором Синода гр. Д. А. Толстым. В докладной записке о деятельности духовного ведомства в 1861 году он выражается так: «Желательно бы установить прямые сношения между православными Церквами по делам чисто духовным. От недостатка общения происходят некоторые разности в обрядовой части богослужения и другие неудобства, мешающие полному единству Церкви». На этой записке Государь, Александр Николаевич, сделал следующую отметку: «Сообразить, как это исполнить». Формальное дело о назначении синодского представителя в Константинополе началось вследствие беседы по этому вопросу между русским послом и новоизбранным патриархом Григорием VI. Донесение посла министру иностранных дел, в котором он излагал свой разговор с патриархом по этому вопросу, было сообщено министром об. — прокурору Синода и через него поступило на заключение митрополита Филарета. Мнение митрополита было не в пользу учреждения должности синодального представителя в Константинополе, хотя он в сущности разделял взгляд гр. Толстого и русского посла о необходимости устройства более непосредственных сношений между Церквами. Митроп. Филарет, кажется, скорее восставал против проекта потому, что патриарх Григорий еще в 1844 году, во время первого своего патриаршества, высказываясь о необходимости иметь представителя русской Церкви при себе, желал ввести его, как члена, в высший Патриарший совет. Кроме того митрополит считал, что присутствие официального представителя Синода поставит Святейш. Синод в невозможность отмалчиваться иногда по вопросам, на которые отвечать почему‑либо неудобно. Он предлагал теперешние сношения через Министерство иностранных дел заменить трояким видом сношений: 1) официальным, посредством грамот; 2) менее официальным, посредством писем патриарха к первенствующему члену Синода, и, наконец, 3) неофициального, через архимандрита–настоятеля посольской Церкви в Константинополе, который сообщал бы патриарху сведения, идущие от русской иерархии и принимал бы поручения патриарха к русским иерархам. «Опыт предлагаемых теперь сношений, — писал митрополит, — по времени может показать, можно ли и благонадежно ли перейти к тому, что Церковь российская имела бы своего представителя при вселенском патриархе».
лицо из архимандритов или ученых, вдовых протоиереев, снабдив его инструкцией. В 1869 году утверждена была в принципе и сама инструкция. Дело это не получило дальнейшего движения по случаю несогласия со стороны Министерства иностранных дел («Мнение митр. Филарета по делам Востока», стр. 179) (прим. П. И. Бартенева; Там же, 520—521).
6) «Первоначально Белокриницкий митрополит Амвросий поставил архиереев только в пограничные с Россией епархии. Очень вероятно, что А < лексей > С < тепа нови > ч подразумевал под выражением «расширяя даже пределы их епископств» возможность допущения их юрисдикции в самой России. Видимо, что он почитал австрийское рукоположение правильным по форме, но не законным по условиям совершения его («Aliud est поп habere, — говорит Бл. Августин по поводу рукоположения донатистов, — et aliud est поп utiliter habere» < Одно значит не иметь, а другое значит иметь на пользу (лдт.).>) и потому недействительным, до церковной реабилитации. В нашей церковной практике господствует воззрение о совершенной недействительности рукоположений, совершенных митр. Амвросием; тем не менее противоположное воззрение имеет тоже веских сторонников. Если признавать митр. Амвросия в момент поставления им епископов «правоспособным», то ничто не мешало бы по примерам, бывшим в древности, осуществить предположение Хомякова. Лишению сана, по суду древней Церкви, клирики «раскольников» и «еретиков» только в том случае подлежали, если они были «главными виновниками в возникновении, распространении и утверждении ереси или гонителями православия» (ср. определение С. Синода 1898 г. № 1017). На основании такого положения признание старообрядческих епископов, обращающихся к Церкви, в их сане, единовременно с отлучением «главного виновника», представляется как бы возможным, хотя трудно судить о том, какие получились бы последствия такой меры» (Там же, 522).