В 1860 году, в последнем году своей жизни, А. С. Хомяков хлопотал об устройстве в Петербург на службу своего двадцатидвухлетнего родственника и крестника - Дмитрия Владимировича Хитрово (род. 1838). Хлопоты остались небезуспешны, и среди благодарных слов Хомякова в письме к другу юности А. В. Веневитинову упомянут отец молодого человека - Владимир Иванович Хитрово (1806-1866). "Его отец (отличный человек, но лицо вполне типическое, которого существование Самарин долго считал мифом) <...>"1 - напишет тогда Хомяков.
В связи с публикуемыми ниже отрывками из Воспоминаний нас интересуют оба Хитрово - отец и сын. Отец - автор записок о Хомякове, название которых фигурирует в хомяковских штудиях по крайней мере с 1924 года (например, в путеводителе Б. В. Шапошникова "Бытовой музей сороковых годов". М., 1924. С. 21), но которые остаются не изданы и в 2004-м... Но не совсем точно было бы именовать Владимира Ивановича Хитрово автором записок об Алексее Степановиче Хомякове. По свидетельству сына, Хитрово с юности имел обыкновение писать ежедневно свои записки. Многотомный дневник носил название "Memoires de ma vie" ("Записки о моей жизни"). Дмитрий Владимирович Хитрово вспоминал: "Влад<имир> Ив<анович> очень любил заниматься, вел ежедневный дневник, весьма интересный, нечто вроде семейной хроники, и, как глубоко набожный человек, составлял еще систематические выписки и комментарии на религиозные вопросы, под именем "Цветника Духовного", оставшиеся теперь у наследников в нескольких десятках томов"2.
Рукопись дневника Хитрово до сих пор не обнаружена, она либо погибла в революционных пожарищах, либо затерялась в архивах. Известны лишь выписки из него. По всей видимости, их автор - Дмитрий Владимирович Хитрово - Хитрово-сын. Выполненные предположительно для потомков А. С. Хомякова, они касаются в первую очередь жизни Алексея Степановича, их общих с Хитрово родственников и т. п.
Хитрово приходились родственниками Хомякову по линии матери. Старшая дочь Хомякова Мария, запомнившая Владимира Ивановича Хитрово набожным и немного забавным человеком, указывает, что он был им "родней по Демидовой, сестре бабушки"3. У бабушки, то есть матери Хомякова, Марьи Алексеевны Киреевской, была сестра Анна Алексеевна (ум. 1844), вышедшая замуж за Евграфа Амосовича Демидова. Сестра Евграфа Амосовича - Елизавета Амосовна (ум. 1824) - жена Ивана Герасимовича Хитрово (1756?-1845). Именно их сын - Владимир Иванович Хитрово - друг и почитатель Хомякова, автор многотомного дневника. Его с Хомяковым "связывает" общая тетка, Анна Алексеевна Демидова. Корень их свойства лежит в роде Амоса Демидова (1745-1800) - младшего сына знаменитого промышленника и не менее знаменитого оригинала Прокопия Акинфиевича Демидова (1710-1788), запечатленного некогда Д. Г. Левицким.
"Выписки" Д. В. Хитрово находились среди других материалов хомяковского собрания в Музее сороковых годов. Ныне они хранятся в Отделе письменных источников Государственного Исторического музея ("Замечания (Memoires de ma vie) Владимира Ивановича Хитрово. (Выписки из оных.) Воспоминания об Алексее Степановиче Хомякове": Ф. 178. №2). Отрывки из "Выписок" Д. В. Хитрово печатаются с сохранением некоторых особенностей орфографии. Повествование частью ведется от первого лица (автора дневника, Хитрово-отца), частью - в пересказе сына от третьего лица. Полностью рукопись Д. В. Хитрово будет опубликована в Хомяковском сборнике (Т. 2. Томск, издательство "Водолей", составитель Н. В. Серебренников).
<...> 1843 г<од>. Перед Пасхою, которая была 11 апреля, Х<итрово> с Ал<ексеем> Степ<ановичем> ходили вместе смотреть дом Лобанова на Собачьей Площадке, за который просили 95 тысяч руб<лей> ассигнациями, и этот именно дом впоследствии и был приобретен Хомяковыми4. Пасху (11 апр<еля>) встречали Хомяковы и Демидовы5, а с ними и прочие все их родные в одной церкви, у Николы Явленного на Арбате, а до начала заутрени А<лексей> Ст<епанович>, став рядом с Х<итрово> (принявшим особенное исключительное религиозное направление в простоте души верующего, без научных богословских познаний, которые, однако, он под влиянием А<лексея> С<тепановича> развил впоследствии гораздо значительнее <...>), начал с ним спор о религии, который с легкой руки продолжался потом во все время их знакомства; пишется, что они проспорили почти всю заутреню, и отвлекло их только тогда, когда в церкви начали христосоваться. Х<итрово> говорит, что спорили потому, что ему казалось, будто при всей своей преданности Богу и набожности, А<лексей> С<тепанович> мудрствует по-лютерански, не приемля Четьи-Минеи, Камень Веры Стефана Яворского6 и другие книги, а Хомяков за излишнюю привязанность к обрядам называл его <т. е. В. И. Хитрово. - Е. Д.> католиком. День этот все обедали у матери Хомякова Марии Алексеевны7, а во время обеда приехал, опоздав, как это с ним часто случалось, А<лексе>й Ст<епанови>ч от митрополита Филарета8 и генерал-губернатора9. Все ходили к вечерне вместе, а потом вышепоименованный спор продолжался еще весь вечер Светлого Воскресения и после, во все время пребывания в Москве, говорится о подобных спорах, как о главном материале разговора между ними и предлог<е> для прений всякого рода.
В феврале 1844 г<ода> снова приезд автора Замечаний из брянского имения10, где жил все время с осени прошлого года, в Москву по случаю болезни тет<ушки> А. А. Демидовой, которая нанимала тогда дом Бычковой в приходе Троицы в Зубове на Пречистенке11. Накануне именин Дем<идово>й (2 февр<аля>12) Ал<ексей> Степ<анович> слушал у нее всеночную с своим семейством и был с ним племянник жены его Валуев13, а на другой день все они обедали у нее, и Хомяков много острил за обедом.
Тетка Хомякова Демидова становится опасно больна, потому он ее посещает каждый день, что он всегда делал в отношении всех больных родных и знакомых. <...>
25 августа <1848 года>. Здесь в Бучарове14 15. Весь вечер проговорил с Алексеем Степановичем, у них холера не слишком была сильна; он с успехом пользовал больных смесью дегтя с маслом и утверждает, что этим средством у себя и в соседстве уничтожал действие болезни и что об этом он писал даже в Петербург. Вечером сидели долго и все спорили о политике. Здесь гостит тоже некто Михайло Гаврилович Своехотов16, человек очень веселого нрава, который отпускает разные забавные штуки, как напр<имер>, он очень искусно, сидя у окна выходящего в сад, кричит вороною, что очень забавляет детей, сочиняет для них легенькие стишки, вроде:
Милый Коля,
Шаловливая воля,
Пошел гулять
И стал скакать:
Вывихнул ножку
А мамаша не дала ему бомбошку и т. д.
и это утешает детей. Он между прочим и лекарь, давал В<ладимиру> И<вановичу> Галлеровых капель от нервной слабости по причине тяготивших его спазм, но капли эти не помогли.
После обедни (26 авг<уста>), отслуженной весьма торжественно, Петр Александрович Бестужев17 звал всех нас к себе на пирог во флигель - у него дочь Наталья была именинница - тут много ели и пили шампанского и разных вин, отчего все присутствовавшие на завтраке повеселели заметно, а когда пришли назад в большой дом, то завязали оживленный разговор о политике с Марьею Алексеевною, которая горячилась, не замечая, что у всех в голове. За обедом А<лексей> Ст<епанович> много шутил и острил и всех заставлял оживляться и смеяться; вообще день этот провели очень приятно. Самые дети и те особенно резвились и играли. <...>
Во время модного в то время толка, по случаю европейских смут, Хитрово рассказывает один анекдот про себя, что когда он, весьма религиозный человек, сказал, что он радуется, что в Берлине открылась холера, А<лексей> С<тепанович> возразил ему, что духовник не даст ему за это Причастие; Бестужев поддержал сторону Х<и>тр<ово> говоря, что пруссаки еретики, но последний сказал на это, что не потому, а за то, что они совершенные атеисты, хулят и уничтожают Евангелие, как ему сам рассказывал А<лексей> С<тепанови>ч по прибытии из-за границы, и тем подрывают репутацию Спасителя, как выразился Х<и>тр<ово>, А<лексей> С<тепанович> подхватил это слово "репутация Бога", очень много смеялся над этим и все называл шутя Хитрово - охранителем Божией репутации.
Хомяковы возвратились давно из Москвы, но потому не давали знать о себе знакомым, что везде свирепствовала холера.
В начале октября А<лексей> С<тепанович> ездил в Москву для торгов на винокурение, а 17 числа этого месяца, по случаю имянин жены Хитрова18, он приезжал из Богучарова в Коледино19. В этот день, к обеду, съехались к В<ладимиру> И<вановичу> все его крапивенские соседи, крапивенские помещики, которые, как пишет автор Замечаний, изумлялись все костюму Алексея Степановича и бороде его: он был в своей славянке <мурмолке. - Е. Д.>, в пунцовой рубашке без галстука и вместо жилета на нем была поддевка, но взамен этого, как сказано в Замечаниях, все остались в восхищении от его любезности и ума, а когда он говорил, то со вниманием и любопытством слушали его. Одежду его тут многие объясняли именно тем, что он стоит во главе одного либерального общества, которого члены все носят русское платье и называются славянофилами; правительство сначала тайно присматривало за ними, находя их подозрительными, но напоследок оставляет их без внимания. При Хомякове возобновлялся опять разговор, что государь хочет непременно сделать крестьян вольными, хотя еще в начале этого года по поводу таких чрезвычайно перетревоживших всех помещиков слухов ходила в Туле, где тогда жил В<ладимир> И<ванович> <...>, по рукам записка одного весьма высоко стоящего лица20, что вольной крестьянам не будет, и распространены были слухи, будто Государь отвергает все представляемые ему проекты об освобождении крестьян. По поводу этих разговоров о вольной крестьянам при Хомякове нелишне припомнить рассказ В<ладимира> И<вановича> о нем, что, когда впоследствии, в 1858 году, действительно приступили к нашей крестьянской реформе и уже открыты были комитеты, Хомяков, которого вообще тульские дворяне считали за первого глашатая и горячего сторонника так называемой еманципации, явился на выборы в тульское благородное собрание во фраке, тогда некоторые из дворян, - частью из придирок к нему, а частию от излишней страсти к формальности, наделали Хомякову дерзостей и требовали, чтобы он удалился из собрания, потому что он во фраке, а не в мундире. Тогда Хомяков принужден был уехать, но, достав где-то мундир, возвратился снова в собрание; неугомонные из дворян не остановившись на придирке к мундирности, от которой впоследствии не знали как откреститься, требовали от него, чтобы он еще присягал особо, хотя к присяге приводили всех еще прежде и в том числе и его. Тогда Хомяков, чтобы отделаться от всех этих заносчивых требований, сказал им смеясь: "Господа, как вы хотите, чтобы я присягал, - Бог запрещает клясться небом и землею; небо от нас высоко, а землю у нас отнимают", - общий хохот, и его оставили в покое. <...>
По случаю пребывания в Москве императорской фамилии21, приехал сюда и министр граф Блудов22, который в этот день звал к себе на вечер А<лексе>я С<тепанови>ча. Всех больше по этому поводу суетилась Марья А<лексеев>на, беспрестанно призывала к себе Катерину Михайловну спрашивать, какую жилетку наденет и чтобы фрак надел и ордена чтобы надел23.
Были у него в этот день Мамонов24 25, который служит при Блудове. Была здесь всеночная в доме по случаю вербной субботы; после оной долго еще сидели с А<лексеем> С<тепановичем>. Говорят, что у государя есть и было желание сделать реформу в управлении крестьянами и для этого учреждается инвентарий, который вводится уже в Белорусских губерниях и через два года предполагается ввести и у нас в Великоруссии; инвентарий это предварительная мера к окончательному освобождению крестьян.
На Фоминой неделе (14 апр<еля>) В<ладимир> И<ванович>, заехав к А<лексею> С<тепановичу>, нашел его немного встревоженным: <поскольку> граф Орлов26 два раза присылал ему сказать, чтобы он сбрил свою бороду27, что так угодно государю, но он горячится и не хочет брить ее, В<ладимир> И<ванович> и общий их приятель генерал Плещеев, Александр Павлович28, которого всегда можно было встретить у Хомякова, уговаривали его сбрить бороду, но он никак не соглашается, говорит, что когда прикажут сбрить бороды всем, тогда и он сбреет свою, а если ему одному прикажет это государь, то он сбреет ее, но примет это за оскорбление, и в заключение не верит, чтобы государь это сказал, а подозревает, что только государевым именем хотят заставить сбрить эту любезную ему бородку, которую из всех славянофилов носят только А<лексей> С<тепанович>, оба Аксаковых, отец и сын29, да Бестужев. <...>
От 11 февраля <1850 года> у В<ладимира> И<вановича> написано: "От обедни проехал я к Хомяковым, - при мне Марья Алексеевна бранила и наделала неприятностей Алексею Степановичу, несправедливо укоряя его, что он дурно управляет имением, все настаивает, чтобы он отказал Трубникову30, - А<лексей> С<тепанович> огорчился и расстроился, я его успокаивал. Должно признаться, тяжелый и несносный характер имеет Марья Алексеевна, на ее месте следовало бы только благодарить Бога: Алексей Степанович сказывал, что он купил недавно 200 душ, в два года заплатил пропасть долгов частных, да сверх того, теперь в ломбарде лежит около трехсот тысяч билетами, следовательно, он недурно управляет и прибавляет, очищает долги и капитал составил, а прежде известно, что имение все было в долгах до его принятия в свое управление, а она все ноет и жалуется, что бедна и беспрестанно бранит сына; полагаю, что это больше от старости лет, ибо ей уже за восемьдесят лет. Собирался было А<лексей> С<тепанович> ехать ко мне, но мы уже ездили с ним для развлечения на аукцион лошадей в манеж, где и пробыли с час времени". <...>
1852-й год. Этот год, с начала его, был несчастный для семейства Хомяковых.
Неожиданно, 26 января, получили известие с Собачьей площадки, что Катерина Михайловна опасно больна: она простудилась, сделалась у нее горячка и вдобавок выкинула и теперь без всякой надежды. Я (В<ладимир> И<ванович>) сейчас же отправился к Хомяковым, нашел А<лексея> С<тепановича> в кабинете за обедом с родными, еще были А. И. Кошелев и Павлов31. А<лексей> С<тепанович> до того изменился, что поразил меня, сделался точно шестидесятилетний старик, говорит, что никакой нет надежды, чтобы Катерина Михайловна была жива. Ее сообщили Свят<ых> Таин и ожидают конца, начала уже бредить, меня это очень огорчило. А<лексей> С<тепанович> плачет и просил меня, чтобы я уехал, а завтра чтобы приехал, не понимаю, для чего он прогнал меня, с чувством пожал мне руку и заплакал; я пошел от него к Марье А<лексеевне>, которая тоже встретила меня с плачем; расспрашивал про Катерину Михайловну: она простудилась, гуляя в своем саду, сделалась у нее горячка и воспаление в груди, а теперь она, говорят, уже при последнем издыхании.
27 (воскресенье). В полдень поехали навестить больную к Хомяковым, подъезжая к крыльцу сердце замерло: на крыльце сказали нам роковую весть, что Катерина Михайловна вчера в 11 час<ов> 30 мин<ут> ночи кончила жить!.. Я прошел к Алексею Степановичу, нашел его разговаривающим с Кошелевым, но не тревожил его, а сел на кресло и грустно задумался, А<лексей> С<тепанович> подошел ко мне и тоже начал плакать. Неожиданна была эта смерть женщины, полной жизни, в какую-нибудь неделю что она была больна.
По рассказам А<лексея> С<тепановича>, доктора много виноваты в ее смерти тем, что они дали порошок (каломель32), от коего она преждевременно родила, и умерла более от изнеможения сил, чем от болезни, впрочем, от чего бы то ни было, а ее нет на свете. Тело лежит в маленькой зале, я ходил туда с генералом Плещеевым, а в большом зале шьют покров.
Марья Ал<ексеевна> очень поражена, сказывал Вас<илий> Ив<анович>33, что с нею ночью и сегодня поутру, когда А<лексей> С<тепанович> был у обедни, сделались такие сильные судороги, что полагали, что она умрет. Детей я не видал, они наверху, ходила к ним моя сестра. Много приезжало навещать А<лексея> С<тепановича>, который сильно поражен своим несчастием и как бы убит горем, но покорно и твердо переносит его, и велика его христианская покорность - он сам не мог бы придумать лучшего счастья, какое дал ему Бог; впрочем, велика и утрата его, они друг друга страстно любили.
28 <января>. Взяв ванну, отправился я к Хомяковым; нашел у А<лексея> С<тепановича> Шевырева, Шеппинга, Кошелева, генер<ала> Шатилова, Василия Павловича Охотникова, Свербеева34 и много других знакомых мне и незнакомых мужчин и дам. Вскоре по нашем приезде началась панихида с певчими, и многие дамы плакали. После панихиды открывали лице умершей, она очень изменилась и стала портиться.
Слушал у Марьи Алексеевны в кабинете молебен; к концу пришел А<лексей> С<тепанович>, когда священник начал поминать за здравие "Марию и Алексея со чады", - он, подошед ко мне, сказал с большим душевным движением: "А Екатерину не поминают", тут стояла сестра Катерины Мих<айлов>ны Прасковья М<ихайловна> Бестужева; они, обнявшись, горько плакали.
Потом долго сидели в кабинете, все более разговаривали о Кат<ерине> Мих<айловне> и рассуждали о ее болезни, рассказывал А<лексей> С<тепанович>, что Овер35 большую сделал ошибку, дав ей порошок, от которого она родила, что прочие доктора Альфонский, Клименко и особенно Кильдишевский36 что иначе нельзя было сделать, потому что у Катерины Михайловны были воспаление и горячка вместе, и начинался тиф. <...>
29-го назначено было погребение; приехав к Хомяковым, нашли тут уже много съехавшихся отдать последний долг умершей; вся эта грустная обстановка, притом при всей своей неожиданности, чрезвычайно грустно подействовала на меня, и я находился в сильной ажитации, которая и без того часто тревожит меня. Увидав меня, подошел ко мне А<лексей> С<тепанович>, взял меня под руку, и долго ходили с ним по зале, он говорил мне, что получил себе сегодня утешение душевное, которое приписывает Кат<ерине> Мих<айловне>, что это ее молитвы произвели, а именно: вчера вечером Марья А<лексеев>на сделала ему по обыкновению ужасную сцену, бранила его как попало, А<лексей> С<тепанович> от расстройства сам рассердился, - все эти брани происходят оттого, что Мар<ье> Ал<ексеевне> вообразилось, что А<лексей> С<тепанович> ее не любит, и это подозрение продолжается несколько лет (по моему мнению, это от ревности, ей хотелось бы, чтобы он, кроме ее, никого не любил). Сегодня утром (дн<ем> от 29) опять была сцена и наконец, по убеждению А<лексея> С<тепанови>ча, Марья А<лексеев>на дала ему слово, что с сегодняшнего дня не будет более к нему придираться и что теперь она верит, что он ее любит, - он говорит, что это как бы благословение свыше. Алексей Степанович как ни крепится, но видимо, как огорчен; спорит, чтобы рассеять все более и более наступающую тоску: на мое предложение, чтобы он молился о Катерине Михайловне, намекая на то, что он всегда спорил, что наша молитва за усопших не приносит душе пользы и что даже частное приношение жертвы за душу не нужно, что Церковь вообще молит за всех, А<лексей> С<тепанович> говорил опять в этом же духе, и говорил еще, что вдовство есть духовное монашество, что надобно жить в чистоте более духовной, т. е. не прилепляться сердцем уже ни к какой женщине, а пребывать ей верным до самого гроба, - я отвечал, что при духовной чистоте надобно соблюдать и телесн<ую>, вообще же его смирение в несчастии, его поразившем, большое. Во время совершения печальной церемонии выноса и отпевания, на которое привели и всех детей, мужество не один раз оставляло всегда твердого А<лексея> С<тепанови>ча, удрученного великим горем, особенно сильно выражающимся в эти печальные торжественные минуты. Тело предано земле в Даниловом монастыре37; у монастырских врат встре<ча>л его архимандрит с братиею, гроб до могилы с родными и знакомыми нес А<лексей> С<тепанович>.
9 апр<еля>. <...> А<лексея> С<тепановича> навещали профессор Грановский38, Аксаковы, Бестужевы и Свербеев. Марья А<лексеев>на приметно слабеет и страшно боится умереть, хочет собороваться маслом, а между прочим не перестает ссориться с Алексеем Степановичем, - ибо у них после смерти Катерины Михайловны большие идут беспорядки в доме. А<лексей> С<тепанович> действительно до сих пор не мог еще взяться за это и ничего не знает, как у него по хозяйству, потому что слишком поражен кончиною жены, то ему не до этого. Впрочем, по домашнему хозяйству насчет провизии и под<обного> всегда любила заниматься Марья Ал<ексеев>на сама и предолго держит у себя повара, когда заказывает ему обед.
P. S. Если он изготовит что-нибудь нехорошо, то М<арья> А<лексеевна> покричит на него и, так как она больше стала лежать в постели и почти не вставала, то, подозвав его к
постели, снимет с себя башмак и пошлепает им повара, насколько позволят ей ее старческие силы, но это как со стороны других, так и виновного, возбуждает скорее смех, чем огорчение. <...>
1 Мая у А<лексея> С<тепановича> было много гостей поздравлять, но особенного оживления не было39.
Алексей Степанович с семейством провел лето в Смоленской деревне40, и свидание с ним (18 авг<уста>) <было> в Богучарове, где А<лексей> С<тепанович> рассказывал новость, что ходят тревожные слухи о холере, которая свирепствует уже в Варшаве. А<лексей> С<тепанович> все грустит по Кат<ерине> Мих<айловне>, Марья А<лексеев>на очень похудела и постарела, и ужасно боится умереть, все уверяет, что у нее водяная в голове.
Она в Москву приехала одна, зимою, А<лексей> С<тепанович> остался в деревне по хозяйству.
1853 год. Алексей Степанович возвратился из деревни только в январе этого года, и (17 янв<аря>) был у него, нашел его еще спящим; когда он встал, ходил к нему в кабинет, очень приятно было свидеться. Приходил к нему какой-то чудак - поляк - все просил у А<лексея> С<тепановича> написать ему технических терминов для охоты, которые он намерен собирать и печатать.
Ездил А<лексей> С<тепанович> в Рязань покупать имение с аукциона 450 душ, по 650 руб. за душу; воротился 22 ян<варя>. Приходил К. Аксаков. Спорили относительно образа Спаса Нерукотворного, А<лексей> С<тепанович> говорит, что это не истинное происшествие, и много было спора в этом роде, - Аксаков поддерживал его, и на возражение, что А<лексей> С<тепанович> неправославно рассуждает, Аксаков уверял, что напротив того, но что его не понимают.
А<лексей> С<тепанович> всегда очень любил спорить о религиозных предметах и в этих спорах нарочно придерживался различных противоположных мнений, то так, то иначе, чтобы посредством спора разъяснить себе яснее <...> мнение, которое он поддерживал.
Случалось с ним иметь прегорячие споры по нескольку часов, он сам тоже при этом очень горячится, но трудно его в чем-нибудь урезонить, так как он очень <упорствует>.
Двадцать шестого числа, в день годовщины кончины Катерины Михайловны, были мы все в Даниловом монастыре и служили панихиду, потом ходили на ее могилу слушать литию.
Публикация, вступительная заметка и примечания Елизаветы Давыдовой
Примечания
1. Хомяков А. С. Полн. собр. соч. В 8 т. М., 1904. 2-е изд. Т. VIII. С. 83.
Юрий Федорович Самарин (1819-1876) - историк, близкий друг Хомякова, знакомый с 1840 г., в конце 1850-х гг. участник заседаний Общего присутствия редакционных комиссий, готовивших реформы 1861 г.
2. ОР РГБ. Ф. 480. К. 2. №6. Л. 5об.
3. Хомяковский сборник. Т. I. Томск, 1998. С. 192.
1839. С. 35). Был куплен Хомяковыми в 1844 г. за 90 тысяч (Зубова Н. Л. "Здесь, в старых переулках за Арбатом"... // А. С. Хомяков. Проблемы биографии и творчества. Хмелитский сборник. Вып. 5. Смоленск, 2002. С. 158).
5. Родственники Анны Алексеевны Демидовой (ум. 1844) - сестры М. А. Хомяковой, тетки А. С. Хомякова и В. И. Хитрово.
"Камень веры" Стефана Яворского - знаменитое сочинение митрополита Стефана Яворского (1658-1722) "Камень веры православным Церкве Святыя сыном на утверждение и духовное созидание..."
7. Мария Алексеевна Хомякова (урожд. Киреевская; 1771-1857) - мать А. С. Хомякова.
8. С покойным Высокопреосвященным Митрополитом Филаретом А. С. Хомяков в то время был постоянно очень хорош, но впоследствии их отношения охладели, как сам Хомяков жаловался, но вследствие чего, неизвестно. Главною причиною, что до конца пятидесятых годов Хомякова и его друзей правительство считало какими-то богоотступниками и отчаянными либералами, и это подозрение было довольно сильно
с конца сороковых годов. С сего времени Митрополит Филарет, встречая Хомякова в самой Москве, - был с ним холодно вежлив, но встречаясь с ним за чертами города был с ним необыкновенно любезен и дружески жал ему руку. Это рассказывал сам Ал<ексей> Ст<епанов>ч. (Примеч. Д. В. Хитрово).
9. Филарет (Василий Михайлович Дроздов; 1783-1867) - с 1821 г. митрополит Московский; духовный писатель. В холодности митрополита по отношению к Хомякову в Москве и, напротив, в расположении за пределами города сказывалось его поведение как официального лица, почти государственного чиновника.
10. Имение Демидовых - Любимовка Брянского уезда Орловской губернии.
11. Церковь Святой Троицы в Зубове на Пречистенке построена в 1642 г.; перестраивалась в 1849 г., в 1933 г. разрушена.
12. 3 февраля - день праведных Симеона Богоприимца и Анны пророчицы.
13. Дмитрий Александрович Валуев (1820-1845) - историк, археограф, издатель исторического "Синбирского <так!> сборника" (1845), посвященного Н. М. Карамзину, издатель журнала "Библиотека для воспитания" (совместно с П. Г. Редкиным) и др. книг, любимый ученик Хомякова, племянник его жены - Екатерины Михайловны Хомяковой (урожд. Языкова; 1817-1852).
С. 18-19).
15. Семья Прасковьи Михайловны Бестужевой (1807-1862) - сестры Е. М. Хомяковой. См. нашу публикацию писем Хомякова к П. М. и П. А. Бестужевым (1852-1858): Хомяковский сборник. Т. 1. С. 70-141.
16. Михаил Гаврилович Своехотов (1820-1870-е) - художник, врач-гомеопат, знакомый Хомякова.
17. Петр Александрович Бестужев (ум. после 1860) - с 1828 г. муж П. М. Языковой (см. примечание 11); штаб-ротмистр в отставке, симбирский помещик, предводитель дворянства Сызранского уезда Симбирской губернии (1850-1853).
18. Софья Михайловна Хитрово (урожд. Сатина; ум. в 1858).
20. Наследника Александра Ник<олаевича>. (Примеч. Д. В. Хитрово). Великий князь Александр Николаевич (1818-1881) - с 1855 г. император Александр II.
21. Наследника Александра Ник<олаевича>. (Примеч. Д. В. Хитрово). Великий князь Александр Николаевич (1818-1881) - с 1855 г. император Александр II.
22. Наследника Александра Ник<олаевича>. (Примеч. Д. В. Хитрово). Великий князь Александр Николаевич (1818-1881) - с 1855 г. император Александр II.
23. У А<лекс>ея С<тепанови>ча был орден Владимира 4-й степ<ени> с бантом за храбрость в Турецкую кампанию, и орд<ен> Анны 3-й степ<ени>. Он их никогда не носил. (Примеч. Д. В. Хитрово). Русско-турецкая война 1828-1829 гг., завершившаяся Адрианопольским миром.
25. Александр Николаевич Попов (1821-1877) - историк, юрист, приятель Хомякова; с 1846 г. служил в Петербурге во II Отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии под началом гр. Д. Н. Блудова.
26. Алексей Федорович Орлов (1786-1861), граф - один из приближенных Николая I; генерал-адъютант, с 1836 г. член Государственного Совета, с 1844 г. шеф Корпуса жандармов и начальник III отделения.
27. Хомяков впервые отпустил бороду, видимо, осенью 1845 г. В 1856 г. борода была также у А. И. Кошелева, которому удалось ее отстоять (Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 годы) / Изд. подготовлено Т. Ф. Пирожковой. М., 2002. С. 64). Подробнее о гонении на бороду см.: Мазур Н. Н. Дело о бороде. Из архива Хомякова... // Новое литературное обозрение. N6. (1993-1994). С. 132-133; Аксаков И. С. Письма к родным (1844-1849) / Изд. подготовлено Т. Ф. Пирожковой. М., 1988. С. 682-683.
28. Александр Павлович Плещеев (1793-1867) - полковник (1835), генерал-майор (1839); дальний родственник Хомякова.
30. Василий Александрович Трубников - управляющий в Богучарове до 1850 г. По словам Н. М. Языкова, у Хомякова "управитель такой спорщик по части духовных дел и знаток Писания, что они беспрестанно в действии оба по этой части, даже в то время, когда ездят вместе на охоту" (Языков Н. М. Свободомыслящая лира. Стихотворения, поэмы, жизнь Н. Языкова по документам, воспоминаниям. М., 1988. С. 281-282).
31. Александр Иванович Кошелев (1806-1883) - предприниматель, публицист, общественный деятель, друг Хомякова, издатель "Московского сборника" 1852 г., издатель-редактор журнала "Русская беседа" (1856-1860), журнала "Сельское благоустроуйство" (1858-1859).
Николай Филиппович Павлов (1803-1864) - прозаик, критик, публицист.
32. Каломель - "сладкая ртуть, одна из солей ртутных" (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1994. Стб. 193).
34. Степан Петрович Шевырев (1806-1864) - поэт, переводчик, критик, историк литературы; в 1834-1837 гг. секретарь Общества истории и древностей при Московском университете; в 1834-1857 гг. занимал университетскую кафедру истории литературы.
Дмитрий Оттович Шеппинг (1823-1895), барон - известный этнограф, фольклорист; с 1851 г. муж племянницы Е. М. Хомяковой М. П. Языковой.
Иван Васильевич Шатилов (1792-1872) - генерал-майор; дядя Хомякова.
Василий Павлович Охотников - сын Н. В. Охотниковой (1788-1858), близкой приятельницы Хомяковых.
35. Александр Иванович Овер (1804-1864) - врач, с 1842 г. возглавлял терапевтическую кафедру Московского университета; с 1850 г. - инспектор городских больниц гражданского ведомства.
36. Аркадий Алексеевич Альфонский (1796-1869) - хирург, почетный гоф-акушер, тайный советник, в 1850-1863 гг. ректор Московского университета; с 1848 г. заслуженный профессор; имел обширную акушерскую практику.
Степан Иванович Клименков (1805-1858) - с 1834 г. врач студенческой больницы при Московском университете, с 1838 г. доктор медицины, с 1852 г. адъюнкт государственного врачебноведения, гигиены и диететики.
Павел Николаевич Кильдишевский - правильно Кильдюшевский (ум. 1858) - известный врач, хирург Шереметевской больницы, основатель медико-фармацевтического общества; действительный статский советник.
праха Гоголя // Российский архив. М., 1991. Вып. 1. С. 244-246.
38. Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855) - историк, с 1839 г. профессор всеобщей истории Московского университета.
40. Имение Хомякова Липицы Сычевского уезда Смоленской губернии.